Форум » ТРАДИЦИЯ И ТРАДИЦИОНАЛИЗМ » СЫН БОЖИЙ В ИЗНАЧАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ » Ответить
СЫН БОЖИЙ В ИЗНАЧАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ
Целюлит: Иванов Александр СЫН БОЖИЙ В ИЗНАЧАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ Характерной чертой Изначальной Традиции являлось почитание Единого Бога. В реконструкции Германа Вирта Его именем было древнейшее сочетание гласных Iau-Jau, находящее надежные параллели в самых разных языках ностратической суперсемьи. Оно дало в свое время основы *Jeuo,или*Jehuo (и позднее древнееврейское «забытое Имя Бога» Yhwh, при египетском и шумерском Ia, «высочайший»),а при аффикации ларингиала *T’ieuo-, *Dieuo-; а далее в процессе его трансформации: *Dzieuo-, *Zieuo-, *Shieuo- и *Sieuo-. Мы можем проследить следы этого Имени на относительно хорошо реконструируемом праиндоевропейском материале, рассматривая обозначения «главного божества» и самого понятия «бога» в поздних индоевропейских традициях. Дохристианской традиции славян был известен Див, упомянутый в «Слове о полку Игоря», как божество, находящееся на вершине Древа миров, которая соответствует «небу», т.е. высшему уровню мироздания традиционной метафизики.В литовской традиции русский Див находит свое соответствие в образе Диеваса (Dievas), «Бога»; который у латышей иногда выступает как Дебесс Тевс (Debess tevs), «Отец неба». В греческой мифологии в качестве «Бога-отца» выступает Зевс - Дий (Ζευς πατηρ, в родительном падеже Διος). Одно из имен римского Юпитера – «День-Отец», по-латински Диеспитер (Diespiter). Из ведической традиции индийских ариев известен Дьяус питара (Dyaus pitara, буквально «Отец - Дневное Небо»). «Отец Солнце» в анатолийско-лувийской традиции, звучало Тиваз Татиш (Tiwaz tatis). Бог Дня и Света у хеттов звался Сиват (Sivat), Шиуатт (Shiwatt). Из разных локальных вариантов германской традиции известны Тиу (Tiu), Зиу (Ziu) и Тюр (Tyr). Кельты, согласно сообщению Лукана (X век) среди прочих почитали Тевтата (в латинской передаче Teutates), имя которого также происходит от древнего сочетания «Бог-Отец». От этого же корня происходит и обозначение самого понятия «божества», во многих индоевропейских языках: латинское Deus, древне-индийское Deva, древне-исландское, во множественном числе Tivar, древне-ирландское Dia. Все перечисленные нами определения восходят к различным вариантам указанной выше пра-основы, которая, по мере возрастания манифестационисткой тенденции к «обожению» творения, послужила основой для обозначений «дня» (латинское dies, английское day) или «неба» (микенское di-we). Смещению смысла от трансцендентного понятия Бога, к имманентному понятию «неба» и «дня» способствовали особенности самого изначального языка, в котором, не существовало четкого разграничения между субъектом, объектом, местом и орудием действия. Поэтому небесный свод, взятый как символ обозначающий вечную и нетленную область, находящуюся за пределами тварного мира, в которой вне времени и пространства пребывает Бог (как «место Сам для Себя» по выражению Иоанна Дамаскина), в более поздние времена был истолкован буквально, как «небо», а оно в свою очередь отождествлено с самим Богом. Непонимание этой тенденции, проистекающее из пренебрежения к метафизическому содержанию Традиции, привело некоторых исследователей к реконструкции верований в «Бога Ясного Неба», культ которого если и существовал, то только в сравнительно позднее время, накануне или даже после распада индоевропейского континуума. Эпитет «Бог-Отец» (*Deiwos pater), прилагаемый древними индоевропейцами к Верховному Богу, объясняется не только Его отношением к миру (Он Отец всему, «Все-Отец»), но и непосредственной связью с другим мифологическим персонажем Изначальной традиции, который выступал, как «Бог-Сын». Можно предположить, что трансформации именно этого словосочетания обязана своим происхождением индоевропейская формула *Deiwos saueln-s, «Бог Солнца», поскольку в языках по крайней мере северных индоевропейцев (германцев, балтов и славян) слова обозначающие понятия «сын» и «солнце» обладают несомненным фонетическим сходством; которое в ходе забвения языка и Традиции, вполне могло послужить причиной смешения их смыслового содержания: ср. английское son, «сын» и sun, «солнце»; немецкое sun, «сын» и sonne, «солнце»; литовское saules, «солнечный» и suneliai, «сыновья». Здесь мы опять имеем дело с имманентизацией семантики изначальной лексической формулы, смещением ее смысла от символического уподобления к отождествлению, в данном случае к отождествлению солнца и «Сына Бога (Неба)». Продолжениями этого первоначально единого образа являются «Сыновья Бога (Неба)» известные из самых разных индоевропейских традиций: Διοσχουροι – Диоскуры, «Сыновья Бога (Дия-Зевса)» в греческой традиции; Divo napata – «Сыновья Бога неба» в древнеиндийской традиции; Dievo suneliai – «Сыновья Бога» в литовской традиции. Благодаря греческому мифу, в котором один из близнецов (Полидевк) представлен как бог, а другой (Кастор) как обычный человек, мы можем объяснить причину несоответствия между образом единого «Божьего Сына» и образом «Сыновей Бога» с которыми мы встречаемся в более поздних традициях. В Изначальной Традиции образ единого Сына Божьего мыслился, как имеющий «двойственное» существо, поскольку нес в себе две природы: Божественную и человеческую. Позднее на почве непонимания, возникшего вследствие невозможности логического осмысления такого тезиса, появилось представление о двух «Сыновьях Бога» или «Божественных Близнецах». Если мы сейчас абстрагируемся от конкретных историографических связей между различными священными традициями и зададимся вопросом: где мы можем встретить наиболее последовательное изложение этой метафизической модели, то первое что придет на ум – это догматическое определение Четвертого Вселенского Собора православной церкви, в котором Христос исповедуется как совершенный Бог и совершенный человек, т.е. «единое лицо» в котором «неслитно» и «нераздельно» пребывают нетварная и сотворенная природы (сущности). * * * Греческое Ιησους – это передача еврейского личного имени Йешу, которое в свою очередь представляет собой сокращение библейского имени Йегошуа. Этимология его связана с еврейским корнем, означавшим «спасение», и подтверждается Евангелием от Матфея в первой главе которого рассказывается об ангеле, явившемся во сне Иосифу и сказавшего ему, что Мария «…Родитъ же сына, и наречеши имя Ему Исусъ: той бо спасетъ люди своя от грехъ ихъ. Сие же все бысть – продолжает далее евангелист, – да сбудется реченное от Господа пророкомъ глаголющимъ: Се, Дева во чреве прииметъ, и родитъ Сына, и нарекутъ имя Ему Еммануилъ, еже есть сказаемо: съ нами Бог. Воставъ же Иосифъ отъ сна, сотвори якоже повеле ему Ангелъ Господень, и приятъ жену свою. И не знаше Ея, дондеже роди сына своего первенца, и нарече имя Ему Исусъ». Это Имя было переведено на греческий, как Σωτηρ, а на старославянский как «Спасъ», т.е. «Спаситель». Образ Бога-Спасителя был известен еще в праиндоевропейской, и возможно более древней Арктической традиции. Об этом говорит наличие подобных эпитетообразных наименований божеств у язычников: в качестве примера можно привести греческого Зевса Сотера или иранского Митру Саошьянта (причастие будущего времени от глагола «спасать»). К вопросу, чем объясняется такой эпитет, мы вернемся ниже, сейчас же рассмотрим другой вопрос. Исследователей Писания атеистического склада всегда ставило в затруднение противоречие в приведенном нами свидетельстве Евангелия, между именем Исусъ и Еммануил. Это кажущееся противоречие неоднократно использовалось иудаистами с целью доказательства с одной стороны непоследовательности евангельского повествования, а с другой, – на примере несоответствия имени Спасителя (Исусъ) с именем Мессии в пророчестве Исайи (Еммануилъ), – с целью демонстрации неправомерности их отождествления проведенного в рамках христианства. Однако, как легко заметить Евангелист не только не сомневается в тождестве Исуса и Еманнуила из ветхозаветного пророчества, но напротив приводит это пророчество в качестве доказательства истинности Рождества Христова. Поскольку в Священной Традиции по самому ее определению не может быть ничего случайного, то также следует обратить внимание и на то, что в Писании, во многих христианских песнопениях, молитвах и наконец в православном Символе веры, Имя Сына Божия представлено, не как перевод еврейского Йешу (т.е. «Спас»), а в виде транскрипции (Исусъ или Иисусъ через посредство греческого Ιησους). Здесь следует подчеркнуть одну характерную черту сугубо русского Православия, в котором Имя Спасителя никогда не рассматривалось как еврейское. Наши предки были простаками, они ничего не хотели знать ни об этимологии, ни о правилах транскрипции, они игнорировали, не обращали на все это никакого внимания. Это видно, как из сближения с Христом наименования символа креста, так и в ранней древнерусской форме Имени Спасителя, «Исусъ», которая менее точна с т.з. правил транскрипции по сравнению с послераскольной Иисусъ, но зато более адаптирована к русскому языку. Именно «народная этимология» вкупе с традиционным консерватизмом (который в глазах современного человека предстает только как упорствующее невежество), помогли сохранить в народной среде все то, что только сегодня, когда возрождается знание о Северной прародине, мы можем и должны осмыслить, превратив то, что сохранялось «по традиции» в осознанную концепцию. Для решения этой задачи нам прежде всего следует прояснить значение имени Господа в Православии, а для этого мы вынуждены будем более подробно остановиться на молитвенной практике, получившей название «исихазм» (от греческого iσυχiα — покой, безмолвие, отрешенность), в которой это Имя и связанная с ним семантика занимают центральное место. Наиболее полное освящение эта духовная практика, называемая на Руси «Умным деланием», получила в трудах св. Григория Паламы (1296-1359 гг.). Следует отметить, что полное соответствие учения этого святого строгим критериям христианской ортодоксии было официально признано на Влахернском соборе в 1351 году. Итак, согласно св. Григорию «разумная часть души» человека, его ум, связана с сердцем, как функция со своим органом. При этом под «умом» Святой подразумевает не рассудок чья деятельность, как известно связана с мозгом, а скорее всякое мышление вообще, включая само сознание, которое есть непременное условие существования и самого рассудка. Естественно ум связан с сердцем не по своему естеству, а «по действию», т.е. действует через сердце, его посредством сам не являясь ни сердцем, ни чем-то материальным. Святой отец также отмечает, что деятельность мысли может быть направлена как вовне, так и внутрь. Опираясь на авторитет Дионисия Великого, он говорит об этой направленности ума внутрь, к самому себе, как об «обратном» или «круговом движении» ума. Именно на этой способности ума концентрироваться на самом себе, основана практика «умной молитвы», называемой также Господней молитвой. Главной частью ее простого, незамысловатого содержания («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, милостив буди ми грешнаму»), является само Имя Христа, и именно в его призывании заключается основной смысл молитвы. Непременным условием этой произносимой про себя («внутренней») молитвы является погружение ума вглубь сердца, вспомогательными средствами для достижения которого служат некоторые приемы: воздержание от частого дыхания, неподвижность, направленность взгляда не на внешние предметы, а на свою грудь, туда где находится сердце, особое положение тела и т.д. Выступающая на первом этапе, как утомительный и не вознаграждаемый труд, со временем умная молитва становится легкой, а некоторые ее деятели достигали состояния, при котором молитва постоянно звучала в их сердце. Кроме того, афонские монахи, последователи св. Григория Паламы сообщали, что делатели Иисусовой молитвы видели себя и все творение в свете Христовом и отождествляли его с Фаворским светом Преображения. Следует отметить, что весь смысл умной молитвы не сводится к простому повторению имени Сына Божьего, как например, происходит в делании индуисткой мантры. Хотя и такое неправильное механическое повторение может привести к беспрестанной молитве и созерцанию «света». Но это будет не созерцание животворных энергий Троицы, а ложный свет прелести, возникший в помрачении ума. Чудо Преображения описывается в трех синоптических Евангелиях, у Матфея (17:1-2), у Марка (9:2-3) и у Луки (9:28-29), в частности в последнем рассказывается, как Иисус: «…поемъ Петра и Иоанна и Иакова, взыде на гору помолитися. И бысть егда моляшеся, видение лица Его ино, и одеяние Его бело блистаяся». Что касается лица Христа, то Матфей добавляет, что оно просветилось «яко солнце», а евангелист Марк сравнивает цвет Его риз с белизной снега.Свет, озаривший учеников на горе Фавор, согласно Паламе ни в коем случае не является продуктом человеческого сознания, в то же время он не был сотворен Богом, подобно единовременным знамениям происходящим по Его воле, но обладая качеством вечности, только стал явным для учеников. Фаворский свет – это чувственно явленные «таинственные энергии Духа» которые безусловно есть творение Божье, но не в смысле их подобия сотворенным объектам мироздания, которые подразумеваются в первом члене Символа Веры под определением «все видимые и невидимые», а в смысле того, что имея Божественную природу, они связаны с Пресвятой Троицей, как предвечно производимое с производителем. Их духовное действие на человека проявляется как ощущение особой Благодати. св. Максим говорит: «Благость… имеет от вечности своим Родителем единственнейшего Бога…». Святой ясно показывает, что Бог связан с благодатными энергиями как Родитель, который обладает единой природой с порождаемым, а не творит их подобно неким явлениям из внешних по отношению к Своей собственной природе материалов, как например в случае сотворения сущего из ничто. Именно эти Божественные энергии становятся доступны для восприятия в непосредственном опыте для немногих, преуспевших в Молитве Господней, которые «видят чувством и умом то, что выше всякого чувства и всякого ума». Погружаясь в себя и имея предметом своей мысли Имя Иисуса мыслительная деятельность человека, обретает возможность встать выше себя благодаря недоступной рассудочному осмыслению, тайне Преображения. Эта тайна, позволяющая воспринимать Свет Божественных Энергий, вмещать его в себя, есть тайна благодатного, воссоединения творения и творца, пришедшего через Иисуса Христа. О перспективе такого «обожения» говорили многие отцы церкви. В частности у св. Афанасия Великого мы встречаем фразу: «Логос стал плотью, чтобы мы, получив от духа его, смогли бы обожиться». О том же самом св. Максим Исповедник сказал следующими словами: «Твари станут через Благодать тем же, чем Бог является по своей природе». Святой Григорий Богослов учил еще более определенно, когда говорил – «Человек есть сотворенный Бог». Т.о. через посредство звучащего в сердце молящегося Имени Иисусова приоткрывается сам Господь и обещанное обожение твари. Именно это значение имени Христа, подтверждаемое не этимологией, а непосредственным мистическим опытом делателей умной молитвы, было дано в пророчестве Исайи на еврейском языке, как Еммануил, «С нами Бог». В этой формуле запечатлено немыслимое для иудаизма, сочетание человеческого и Божественного; соединение сущего во времени, с вечной и вневременной Божественной эссенцией. Графическим символом, отображающим идею Бого-человечества может служить изображение оси I – вертикали, соединяющей верх и низ, символизирующих в свою очередь с одной стороны «место пребывания» Бога, а с другой человека вкупе с тварной природой вообще. Вписанная в окружность (символ отражающий всю полноту творения), ось представляет собой два радиуса, направленных от центра (места пребывания Бога) к крайним точкам периферии, которые представляют собой архетипические полюса творения, между которыми заключен диапазон качественных различий внутри «всех видимых и невидимых». Этот древнейший символ, известный со времен палеолита сохранился в германских рунических рядах в виде руны is I. В праиндоевропейском языке основа *is или в более поздней форме *es, со значением «быть истинным» входила в состав причастия *es-nt буквально означавшего «правда»: отсюда хеттское asant-, «сущий, истинный», английское sooth и русское «суть», «сущая правда». I (is) – это суть мироздания, истина лежащая в его основе, говорящая о единстве Бога и мира, и соединяющая их ось. Кстати именно поэтому в северо-германской традиции в качестве Мирового Древа выступает ясень, немецкое название которого – esche, напоминает по звучанию древнюю основу *is. От той же праосновы происходит и имя германского божества Isis, которому согласно сообщению Тацита поклонялись свебы.Тацит ассоциирует это божество с Изидой: «Часть свебов совершает жертвоприношения и Изиде (в оригинале Isis, как точная передача греческой транскрипции); в чем причина и каково происхождение этого чужестранного священнодействия, я не мог в достаточной мере выяснить, но, поскольку их святыня изображена в виде либурны, этот культ, надо полагать, завезен к ним извне». Римский историк затрудняется объяснить наличие культа Изиды в германской среде, и на самом деле отождествляет автохтонный германский культ с привнесенным извне культом египетской богини только на основании сходства имен и атрибутов Исиды и Isis. Но следует отметить, что он не мог видеть изображение божества, о чем свидетельствует его последующее изложение: «Впрочем, они [т.е. германцы – А.И.] находят, что вследствие величия небожителей богов невозможно ни заключить внутри стен, ни придать им какие-либо черты сходства с человеческим обликом. И они посвящают им дубравы и рощи и нарекают их именами богов; и эти святилища отмечены только их благочестием». Т.о. Isis, чье имя совпадает с латинской транскрипцией имени египетской богини, мог вполне оказаться не женским, а мужским божеством, с совершенно иными функциями. Тем более что символ в виде иллирийского судна (liburna), мог вполне появиться из созвучия его названия с улеборденом (uleboerden) – навершием конька крыши у германцев-фризов, несомненно воспроизводящим древний культовый символизм. Следы теоморфного имени, на основе прото-корня *Is мы находим во многих индоевропейских традициях, а также и у некоторых неиндоевропейских племен, как отголосок изначального языка и изначальной традиции. Что касается славян, то здесь следует вспомнить польское божество с именем Yesza или Iassa, продолжениями которого в русской фольклорной традиции является Йсай-пророк «Г/о/лубинной Книги», Яша, Ящер народных обрядовых песен, и который первоначально представлял собой эпитет славянского бога-громовика, персонификацию грома, «голоса неба», его «Слова» (греческого Λογος’а). Сходное звучание имеет наименования буквы I , в кириллице: «Иже» или «Ижица», в болгарском абецедаре Isei; которые, несомненно, восходят к соответствующему знаку дохристианского «рунического ряда» славян. Вероятно от того же прото-корня происходит и русское слово «ясный», которое кроме значений яркий, светлый («ясная заря», «ясное небо») в некоторых выражениях может означать также логичность, стройность, четкость, например: «ясный ум», «ясная мысль». В древнейшие времена это определение вполне могло служить эпитетом Бога-Логоса, «Солнца Правды», т. е. все того же «Осевого Бога». В дохристианской традиции енисейских остяков (кетов), главный бог, и само понятие божества, носит имя Есь (буквально «небо»). Если учесть возможность перехода в [g] (через посредство [j]), то ту же изначальную основу содержит имя Гесера, известного из монгольской и ряда тюркских традиций, а также из тибетской традиции Бон, согласно которой этот герой, Сын Бога, явится в конце мира, чтобы очистить землю от зла. И, наконец, у кельтов Галлии известен «солнечный бог» Эзус (Esus). Сходством имен Спасителя и божества религии друидов можно отчасти объяснить быстрое и безболезненное принятие христианства галатами в Малой Азии, как и более позднее основание в кельтской среде ирландско-британской православной церкви практически не встретившей сопротивления языческого жречества. Не случайно поэтому православный св. Патрик, и его последователи, которые первыми стали оглашать Учение Любви «Белого Христа» в Ирландии, прозвались «Прекрасными дочерьми короля Лэгайре», т.е. их приход был воспринят как возвращение fir side «людей холмов»; другими словами как возвращение носителей древнейшей культуры мегалитических захоронений, спустившихся в Ирландию с севера. О содержании культа Эзуса и характере верований, связанных с ним до нас дошла крайне скудная информация. Из сообщения, относящегося к I в. по Р. Х., принадлежащего римскому поэту Лукану, мы узнаем что Езус требовал жертв, повешенных на дереве. Это сообщение дополняют изображения божества с подобием серпа или, быть может, топора в руке около дерева на галло-римских рельефах алтарей из Парижа и Трира. В образе, изображенном на алтарях можно видеть по меньшей мере типологическую параллель германскому Одину-Вотану, добровольно пригвоздившему себя, собственным копьем к Мировому Древу, ясеню Иггдрасилю. О том, что этот культ был знаком еще апостолу Павлу, говорят слова «Послания к галатам» (3:1), где Эзус назван предначертательным Христом: О, несмысленнии галате, кто вы прельстилъ есть не покоритися истине, имже пред очима Иисусъ Христосъ преднаписанъ бысть, въ васъ распять... В приведенных словах апостол упрекает, переселившихся в Малую Азию кельтов-галатов, в отступлении от ортодоксального христианства и уклонении в квазихристиансткую иудейскую ересь («тако ли несмысленни есте; наченше духомъ, ныне плотию скончаваете» - гал. 3:3); и как аргумент для своего недоумения показывает им, что еще до христианской проповеди они имели перед глазами образ того, Кто отменяет обрезание по плоти. Флективный характер, свойственный индоевропейским языкам (в отличии от ностратического и изначального) позволяет предполагать, что незадолго до распада индоевропейской общности прообразом кельтского Эзуса, был Бог с именем *Isus или *Esus, что означало «Истинный». Однако в изначальном языке флексия (*-us) по-видимому выступала как самостоятельный корень, несущий в себе семантику «родства», «единения» (ср. русское выражение «родственные узы», а также слова «узел», «связь» и предлоги «с», «у», «со»). Возвращаясь к христианской традиции, мы можем сейчас констатировать, что Еммануил – это буквальный перевод на еврейский язык изначального имени Спасителя, которое вновь зазвучало в своей изначальной форме в транскрипции Имени Христа на индоевропейские языки христианских народов. http://austrasia.ru/news/98/57/syn-bozhij-v-iznachalnoj-traditsii.html
Ответов - 3
Целюлит: Alex Volinsky Моисею Бог представился как AHYE ASHER AHYE т е по Вашему Сущий который Исус. Не называйте Исуса Йешу, он Йешуа, иудеи используют сокращение йишмад шмо узихро ( да уничтожится имя его и память его). Полное имя Йегошуа это Господь Спасение. Был такой пророк Осия- הושע. Исус Навин тоже был הושע, но Моисей заменил Спасение, на Господь Спасение. יהושע добавив йуд. Alexandr Ivanov То, что Моисей общался с Христом, на это указывают и христианские апологеты. Причем по Острожской Библии: Азъ есмь еже есмь, и рече тако глаголи сыномъ Израилевымъ: Сый мя посла к вам — Богъ.Т.е. Бог прямо именует себя "Есмь" - Бытие.
Целюлит: Oleg Gutsulyak Считаем, что индоевропейское имя сына Громовержца имело в себе до-индо-европейский фонетический комплекс *es+*tan- (хатт. Иштану «бог солнца»), кодирующий определенную семантему (с последующим забыванием подлинного значения и народноэтимологическим объяснением): Иасиос Танатос у греков Езус Донн у кельтов Ас Один у германцев Аши Даена у иранцев Вишну Адити у индусов Ветус Оциум у римлян Вециас Тевс у латышей (латыши (земгалы, латгалы) называют верховного бога Vecais Tevs «старый отец»)) Авсень Таусень у вятичей (Таус (Taus) – в словенской мифологии дух-хранитель горных сокровищ) (Все)Вышний Тайный у славян. У индо-европейцев существовала мифологема о восстании богов и людей против верховного Бога-Громовержца. Мятежники потерпели поражение и сброшенны на землю. Среди них – сын Громвержца, который превратился в растение – опиумное (мак – у балкано-балто-славянских народов, виноград – у греков, сома – у индоариев), либо «близнечное» (сдвоенный колос Юмис, Jumis – у латышей, ср. с Яма и Ями – брат и сестра в «Ведах», литовское dvilypais, kemerys). Однако, как единственный и истинный сын (ср.: теоним Думузи «истинный сын») Громовержца (Бога Небес), он проходит обряд испытания (инициации), воскресает в обновленной ипостаси и получает власть над сезонными изменениями в природе [Судник Т.М., Цивьян Т.В. К реконструкции одного мифологического текста в балто-балканской перспективе // Структура текста. – М.: Наука, 1980. – С. 242, 283]. В эллинской мифологии – это владыка годового круга Фэб («Сияющий»; отождествлен в позднеэллинское время с Аполлоном, собственно наказанный за участие в мятеже службой смертным людям). В прабалтославян – это Овсень (Авсень, Овесень, Баусень), праздник которого – первый день весны, 1 марта, которым прежде начинался год. Территория распространения обозначенных терминов (а также их вариантов) – р-ны Поволжья, средних и некоторых южных областей России (Тверская Ярославская, Московская, Тульская, Рязанская, Нижегородская, Оренбургская, частично – Воронежская, Белгородская и Курская). Овсеневые песни практически ни чем не отличаются от среднерусских колядок, кроме припева (и факта их приуроченности к кануну Нового года). Одни и те же песни исполняемые на Рождество, могли именоваться колядками, a в канун Нового года 1 марта – авсенями. Тексты со сдвоенным рефреном («Ой авсень, ой коляда!») встречались как в рождественском, так и в новогоднем песенном цикле. Также можно предположить, что Овсень – реликт, оставшийся в русском языке со времен скифского переднеазиатского похода: Овсень < аккад. esennu, isinnu, iššinnu, esênu, isînu (сопр. сост. esen, isin, мн. ч. esennâti, isinnâti) «определенно установленный срок, установленное время, (периодический) праздник, праздничное время» [Калиниченко И.Е. Овсень // http://trueview.livejournal.com/92286.html]. Alexandr Ivanov но мятежом был занят сам громовержец, он свергает Сатурна и его сына Аполлона. Oleg Gutsulyak Да, поколения богов так и сменялись. Но откуда утверждение, что Аполлон (греческий бог хеттского происхождения) сын римского бога посевов Сатурна??? Alexandr Ivanov пелагсийско-этрусский Satre не связан с посевами. Я расшифровываю его как *Su/a/ - tre, "Святой Третий". Например Савитар в Ведах. Аполлон - от *Aplu, "Яблоневый". Все эти имена принадлежат первой волне индоевропейцев - этеокритской (лидийцы, мисийцы, пеласги, карийцы, этрусски) Oleg Gutsulyak греческий теоним Аполлон (Apollo) происходит из зап.-семит. < ypl «он упал», что одного корня c npl в «нефилим» (а также Аполлон имеет эпитет Сминтий, Smintheo, что происходит из зап.-семит. smnt «лира»); ср.: Кадм, Kadmos < qdm «восток», Актеон, Actaeon < Aqhat; Орфей, Orpheus < Rapha / Rapiu, ср. с rephaim «рефаимы»). Maxim Borozenec Это все превосходно этимологизируется через ПИЕ Oleg Gutsulyak ну так оба ностратические )) Arteume Corsunn Этот корень находит прямые аналогии в женской паре Иштаре, Ишхаре, Остаре и Ост (Исиде). Alex Repin То есть, было Иштар, а стало Иштан?? Oleg Gutsulyak Думаю, изначально это были близнецы (как и Ашер и Ашерат). «… Древнее предание балтов гласит, что близнецы, дети бога, были сыном и дочерью. С ходом времени предание балтов о кровосмесительном браке брата с сестрой превратилось в предание о близнецах братьях и их одной сестре – дочери Солнца [Saules dukte (лит.), Saules meita (лат.)]. В песнях латыши повествуют о том, что влюбленные в сестру братья в ожидании сестры зажигают на море два огня. В море братья катают свою сестру и дочь солнца в яблоневой лодке, а к дому сестры едут верхом на двух лошадях [У хеттов существует предание о 30 близнецах и об их сестрах. У кельтов существует предание об инцесте трех братьев и их сестры, при этом имя одного из братьев близко латышскому имени Jumis] … Балты считают, что Перкунас хотел жениться в Четверг [Peraune-dan (полаб. слав.) – «день Перуна», Perkuno diena (лит.)], но черт [velns (латыш.)] в этот день похитил избранницу бога Вайву [vaiva (лит.) – «радуга»], иначе называемую Жеминой. За измену Перкунас изгнал жену и детей. А Диевас вознес Перкунаса с земли на небеса. И Перкунас расположился на высокой горе с высящимся над ней дубом [Perkunkalnis (лит.) – «гора Перкунаса», Griausmo kalnas (лит.) – «гора грома». Perkuno azuolas (лит.), Perkono ozols (латыш.)]. В дубе скрывается черт, и Перкунас раскалывает дерево молнией. Под дубом же находится змеиное гнездо» [Румянцев В. Духовный мир балтов // http://www.rummuseum.ru/portal/node/460].
Целюлит: Vladimir Wiedemann "он говорит об этой направленности ума внутрь, к самому себе, как об «обратном» или «круговом движении» ума." Это называется психической инверсией - погружением в природу субъектности. Индуистские и любые другие мантры работают точно так же (везде нужна правильная установка, иначе крыша поедет, как это часто бывает). Если мантра не работает, то и молитва наша тщетна. Говорю это как практик, из собственного опыта, а не как книжник, опирающийся на мнения других. Alexandr Ivanov Описаний тех, кто отвлекает от молитвы полно у исихастов. Иногда - это ангел в образе (не больше, не меньше!) самого Христа. Нельзя создавать образов. Я не разбираюсь в индуисnких практиках, как думают они об этом? Vladimir Wiedemann Ну да: встретишь будду - убей его. Так и есть. Вы пишете про Единого Бога как цель исихийи. Такая же цель у индусов. Главное - ввести тело в такой трансовый режим, когда интуиция Единого становится возможной, а ее субъективные переживания на "отходняке" (извините за термин, но это для сущей понятности) имеют прикладной характер. Отсюда - и медленное дыхание. Vladimir Wiedemann Борьба с образами - верный путь блокировать интуицию. Это путь фанатиков-формалистов. Образы сами раскроются и пройдут в процессе правильного делания.
полная версия страницы