Форум » ФИЛОСОФИЯ-ПСИХОЛОГИЯ-ПЕДАГОГИКА » ФИЛОСОФИЯ, В КОНЦЕ КОНЦОВ » Ответить

ФИЛОСОФИЯ, В КОНЦЕ КОНЦОВ

goutsoullac: ФИЛОСОФИЯ, В КОНЦЕ КОНЦОВ Самый короткий путь к себе идет вокруг мира. Герман КАЙЗЕРЛИНГ ...Отак на вітрі Пожежа знищує ліс. Не зраджуй! Тарас МЕЛЬНИЧУК 1. Киевский русскоязычный ежемесячник „Взгляд” (редактор — докт.хим.наук, писатель, происходящий из Буквины Лесь Качковский) в выпуске 1-2 за 1997 г. предлагает в виде редакционной статьи (без подписи) притчу о выходе из лесной чащи: „Большую цель можно достигнуть. Мальчик заблудился в лесу. Он не знал, что делать и куда идти. Начал даже плакать. Но потом взял себя в руки, набрался храбрости, забрался на большое дерево и увидел свой путь. Где нам найти такое дерево, чтобы не плутать в жизни? Такое дерево есть. Это наша большая цель, но она должна быть действительно большая, как это дерево. А значит, лежать за пределами жизни. Большая цель – это цель, которую можно достичь. Но только после смерти ... Большая цель помогает увидеть свой путь ... Человек, не имеющий большой цели, не знает свой путь. Это непутевый человек. Ведь он ставит только цели, достижимые при жизни». Возникает вопрос: если ты овладел целью (вылез на дерево), тогда зачем искать путь? Не логичнее будет иное: мы залезаем на дерево именно потому, чтобы найти с его высоты цель — путь выхода из леса? Таким образом, авторы газеты «Взгляд» подменили средство на цель. Да, тяжело увидеть путь, когда все деревья одинаковой высоты и одинаково закрывают обзор территории и сам путь, плетущийся где-то внизу, по земле, где «… коренится (grundet) каждое сущее как сущее» [Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: Избр.стт. позд. периода творч. / Перев. с нем. Под ред. А.Л. Доброхотова. – М.: Высш.шк., 1991. – С.74.]. На это Г. Гегель предлагал утешение: что из того, если мешают листья или ветки! Лишь стремитесь к солнцу — и если устанете в этом, то и это хорошо, ведь тога приятнее будет сон! [Гегель Г.В.Г. Работы разных лет: В 2-х тт. – М.: Наука, 1971. – Т.2. – С.224]. Но такая „заоблачная” перспектива мало-кого соблазняет в наш посткоммунистический век (на гегелевской традиции, идущей от Платона, основал своё «заоблачное» мировоззрение марксизм). Тогда, по крайней мере, надо ожидать на листопад. Даже попытаться помочь ему. Для этого А. Камю в своей Нобелевской лекции упоминает другую притчу: после того, как Лу Андреас-Саломе отказалась выйти замуж за Ф. Ницше, он окунулся в полное одиночество, угнетенный и одновременно воодушевленный перспективой своей великой работы, которую ему предстояло тепер выполнить без кай-либо помощи, он ночами скитался в горах, окружавших Генуэзский залив и, разжигая гигантские костры из листьев и веток, смотрел, как их пожирает огонь [Камю А. Художник и его время // Камю А. Бунтующий человек: Философия. Политика. Искусство / Пер. с фр. Общ.ред., сост. и предисл. А.М. Руткевича. – М.: Политиздат, 1990. – С.376], «... тот первичный огонь, который побеждает все конечное и обыденное в человеческом Я» [Хамитов Н. Философия человека: Поиск пределов. Пределы мужского и женского: Введение в метаантропологию. – К.: Наук.думка, 1997. – С.57]. Как сказал М. Фуко, Ницше сжег ради нас еще до того, как мы родились, путанные обещания диалектики и антропологи [Соболь О.Н. Постмодернистская перспектива : От метафизики рабского состояния к философии беспокойной свободы // Социальная перспектива (Философско – методологический анализ совр. зарубежных концепцмй) / Отв.ред. А.Т. Гордиенко. – К.: Наук.думка, 1992. – С.75]. Этим „огнем” для Ф. Ницше является „воля к власти”, ради которой свершается отречение от „воли к жизни” в условиях нивелирующей личность (das Man) власти Массы[1]: задача состоит в том, чтобы расстаться с самой «волей к жизни», а для этого надо возвысится и над её горечью и над её одноцветностью, и над её пестротой [Нарский И.С. Артур Шопенгауэр – теоретик вселенского пессимизма // Шопенгауэр А. Избранные произведения / Пер. с нем. Сост., предисл., примеч. И.С. Нарский. – М.: Просвещение, 1992. – С.31]. Будучи преданным учеником А. Шопенгауэра, Ф. Ницше сделал так, как предписано учителем в „Идеях этики”: первым и самым важным шагом в отрицании воли к жизни есть истинная и чистая безбрачность. То есть не налагать на себя руки, ибо самоубийца отталкивается не от самой жизни, а только от того, что делает её неприятной и преграждает путь к наслаждению её радостями, и этим исключает все отравляющие жизнь события. Иными словами, «... поскольку воля сама по себе не имеет цели и поскольку всякое конкретное желание направлено только на то кратковременное состояние, которое рождает боль свого повторного возобновления, единственное счастье, которое нам суджено познать, состоит в отречении. Только тога иллюзорные объекты желания прекращают волновать нас, и мы начинаем проникать взором под вуаль Майи к универсальной воле, лежащей в её основании. Самосознание, отличающее нас от животных, привносит только осознание разочарования, и если ей суджено стать нашим утешением, тогда оно должно быть направлено на демонстрацию иллюзорной природы желания. Отречение отличается от успокоения, оно имеет ценность только тогда, когда оно сменяет восприятие тщетности временних стремлений. Отсюда: его можно достичь, только добыв опыт, когда становишься мудрым. Именно это романтическое увлечение актом последнего (но не зрелого) отречения находиться в основании философии вагнеровского «Кольца нибелунгов»...» [Скратон Р. Коротка історія новітньої філософії: Від Декарта до Вітгенштайна / З англ. – К.: Основи, 1998. – С.201 – 202]. Как резюмировал К.Ясперс, Ф. Ницше понял, что человек не может достичь своей цели, которой он желает только самого себя, «идти дальше» («в пути через лес»), но без Бога, и поэтому повторял всегда слова Г. Гете о том, что действительное уважение можно чувствовать только к тому, кто не ищет самого себя и что самоотверженные характеры такого рода встречаются только там, где сталкиваемся с твердо укорененной религиозной жизнью, основанном на нерушимих фундаментах вероисповедания, самодостаточном в том смысле, что оно не зависит от времени с его духом и наукой. А следовательно, по Ф. Ницше, нужно не искать самих себя, чтобы найти человека [Ясперс К. Ницше и христианство / Перев. с нем. Под ред. Т.Ю. Бородай. – М.: Медиум, 1994. – С. 57–58]. Позиция Ф. Ницше есть мужественным („сверхчеловеческим”) принятием индивидуумом приговора судьбы (в христианстве говорять о „взятии своего креста”). Это — „путь огня через лес”, „путь Рамы”, „путь Пандавов”, „путь андекавов”. Это, по Э. Юнгеру, своеобразная «партизанская война» на духовном фронте, когда человек самостоятельно противостоит („не-антействует”) враждебным ему обстоятельствам. Это приводит „идущего через лес” к встречи с самим собой, вследствии чого он добывает „наследие”, то есть изначальную духовно-телесную родовую связь. Как Зигфрид, идя через лес, встречает Дракона и добывает Сокровище нибелунгов... Как Персей — побеждающий Дракона и получивший в награду Андромеду и всю Эфиопию... Но следует не бродить между деревьями, не искать путь среди них. Нужно игнорировать их. Не сами «листья» и «ветви», но сами «деревья», то есть не элементы сущего (предметы, окружающие человека, или безличностные отношения), но само сущее, во власти которого человек (Das-Sein) и пребывает, а следовательно — и не считается с требованиями бытия. Ибо «... почему человек не видит сущого? Он сам стоит на дороге и закрывает собой сущее» [Ницше Ф. Утренняя заря / Пер. с нем. — СПб.: Азбука-классика, 2008. — С.212]. 2. Философия («любомудрие»), якобы, есть возвращением человека к самому себе, к изначальному бытию (Sein), сознательным установлением соответствия своего существования с бытием, реализацией экзистенциальной человеческой сущности. Мышление, язык или какие-либо другие интеллектуальные акты не могут прорваться к бытию сквозь «чащи»-сущее, они «застревают» в них. Бытие непознаваемо научными методами, вещной сознательностью вообще, оно лишь имманентно (внутренне присуще) сознанию как таковому. Только осознавая, что все это только сущее (и что бытие есть и есть только как бытие всего сущего), мы прислушиваемся к «голосу бытия», слушаем его, следуем за его зовом. Автор «Бытия и времени» дополняет, что ожидаемая нами открытость зрению «… нам еще просто не встретилась», то есть «... горизонт и трансцендентность видны лиш с высоты предметов и нашого представления и определяются лиш в отношении к ним» [Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: Избр.стт. позд. периода творч. / Перев. с нем. Под ред. А.Л. Доброхотова. – М.: Высш.шк., 1991. – С.116]. По мнению М. Хайдеггера, единственным ключем к бытию как таковому есть поэтический язык, исследуемый феноменологическим методом познания, что, по мнению В. Болюбаша, «… дает нам беспристрастный подход к познанию открытой мысли и понимания человека как существующего существа с момента к моменту. Человеческое бытие (—) это экзистенциальный процесс, который невозможно всеохватно раз и навсегда познать» [Болюбаш В. Переживання буття нації з погляду екзистенціяльної феноменології (Погляд на творчу думку укр. дисидентів) // Збірник на пошану Володимира Янева / Ред. О. Горбач. – Мюнхен: Вид-во УВУ, 1983. – С.190]. Эта бесконечность, раскрывающая смысл человека и человечества, и есть тем «телосом», в свете которого существует постоянное имманентное осмысление человеческого существования. К. Ясперс считал, что для достижения «безусловного бытия» нужно пройти три этапа трансцендирования: 1) ориентация в мире (осознание ограниченности только вещественного его истолкования); 2) прояснение экзистенции (осознание души); 3) читание шифров «трансценденции». Этими «шифрами» есть имеющееся бытие природы и человека. Также зашифрованными выражениями трансценденции есть искусство (от классики до авангарда, фотореализма и поп-культуры), что есть одновременно и особым типом интенциональности: оно обращено к духовному миру личности. Искусство, как указывает М. Дюфрен, не только возвращает человека к самому себе, но и открывает «человеческий лик» вещей, выражая этим гармоническое единство человека и природы (которые, как говорилось выше, есть шифрами трансценденции) и разрешает человеку вернутся к изначальному, непотребительскому отношению к природе. Наиболее успешно читать «шифры» трансценденции может тот, кто стоит ближе к мифологической эпохе. «… Миф — это постоянная, стабильная и одновременно внутренне подвижная образно-сюжетная модель, выражающая, толкующая и частично проектирующая самые универсальные особенности и закономерности человеческого бытия» [Андрухович Ю. Поетичний текст як нашарування міфів (Зі спостережень над «Книгою Лева» Б.-І. Антонича) // Вісник Прикарпатського університету. Філологія. – Ів.-Франківськ: Плай, 1995. – Вип.1. – С.180]. 3. В ситуации «недобывания к Бытию» определенные традиции обращаются к Небытию. Например, буддизм настаивает на тлённости всего существующего, мирообразующим началом объявляется великое Ничто (Шунья, Пустота), «… ибо оно единое в мире есть неуничтожимое …: оно есть некой органической целостностью, что отзеркаливает и вместе с тем втягивает в себя все существующие и возможные смыслы. Поэтому оно осуществляется и как Сансара — непрерывный и нескончаемый поток превращений, и как Нирвана — абсолютная сердцевина поглощения и погружение смыслов в вечное успокоение. В … буддистской философии была развита своеобразная «негативная диалектика» — метод опровержения бытия как изначальной определенности мира. Это было как бы зеркальное отражение диалектики греков (Зенон, Платон, и другие), направленной, наоборот, на опровержение истинности небытия и утверждения бытия» [Нестеренко В.Г. Вступ до філософії : Онтологія людини. – К.: Абрис, 1995. – С.106]. Собственно в борьбе с буддизмом индуистская «контр-реформация» стала на позицию, что без бытия само Небытие не могло бы быть как таковое, а поэтому есть Изначальное Бытие и мы имеем все основания говорить о его первичности («ади-ти») касательно к Небытию («а-дити») [Литман А.Д. Философская мысль независимой Индии (Академические системы и религиозно-философские учения). – М.: Наука, 1966. – С.118 – 122]. В европейской традиции Бытие (Трансценденция, Абсолют, Бог) есть «тайна», «несубстанцированный абсолют» (Г. Марсель), «Ничто» (Ж.-П. Сартр), что отождествляется со «Свободой». Э. Фромм конкретизирует трансценденцию как спонтанную активность цельной, интегрированной личности, а Э. Кехлер — как «жизненную силу» («продукт цельной органической конституции»). У Ф. Ницше жизнь являет собой специфическую волю к аккумуляции «силы» (Macht “сила”, “власть”), и эта самая «воля к власти» есть только «пафос» — самый элементарный факт, из которого только и возникает становление, действие. Человеческое бытие, по Г. Марселю, есть «бытием-против-смерти» (по П. Тиллиху и А. Камю — это «мужество быть»), то есть «бытие-против-небытия», отказ подчинится диктату Небытия (с его декларацией «Зачем жить, если все равно умирать!»). заявив: «Нет! По-вашему — не будет!» Нужно различать провозглашение отрицания только определенным формам бытия как это видим у М. Шеллера (и одной из таких форм отрицания, по А. Шопенгауэру, есть и самоубийство), и Великое «Нет» — Небытию. Воинами Бытия (Warrior of Being), пассионариями становились как Чингисхан и Атилла, так и Богдан Хмельницький: у первого отобрали табун, у второго и третьего, соответственно, — священне могилы предков и родной хутор... В «пограничних ситуациях», «у черты» человеку с особенной силой открывается экзистенция как бытийное ядро личности, как бытийственная характеристика человеческой реальности. „Пограничная ситуация” (война, борьба, соревнование, страдание, смертельная болезнь, смерть и т.п.) в каждом человеке осуществляет неотвратимой осознание собственной конечности, вырывая его из мира обыденности, озабоченности, пристрастия и горечи которой обнаруживают тепер свою несущественность. И только действительно переживя хрупкость и конечность своей экзистенции, человек может открыть для себя «трансцендентный мир» как особый род Бытия, конкретне даже — его существование, тайным образом связанное с его собственным. Только «знаки трансцендентного», обнаруженные в этом имманентном мире, могут осветить новым смислом человеческое существование, указав в то же время всю глубину и значимость экзистенциального общения с другими/другим — «пред лицом трансцендентного» [Гайденко П.П. Человек и история в экзистенциальной философии Карла Ясперса // Ясперс К. Смысл и назначение истории / Пер. с нем. – М.: Политиздат, 1991. – С.18]. Именно в «пограничной ситуации» переживание более теснее связывает человека с бытием, чем рефлексия, ибо «... эмоция, совпадающая с реальностью, не только есть выразитель познания, но и само Познание, готовое к действию, даже само действие» [Senghor L.S. On African Socialism. – London, 1964. – P. 71], она — расовая реакция человека, когда для спасения жизни перед угрозой смерти выступает извечный инстинкт [Senghor L.S. Negritude et humanisme. – Paris, 1964. – P.12]. Сущность пассионария состоит в преодолении им тех или иных явлений, стереотипов, метанарративв, претендующих на абсолютную ценность. Воин Бытия, обнаруженный на поле битвы „мощного духа”, — одержим, и только за ним, в конце концов, человечество соглашается признать (после многих неудачных попыток урезонить) право на уклонение от „обыденного мира”, на отказ от боязни потерять самоё себя, если одно из собственных действий, внезапно вырвавшегося из-под контроля, свершится и заведет субъекта дальше, чем он хотел или расчитывал [Лэне П. Ирреволюция / Пер. с фр. Предисл. Л. Зориной. – М.: Прогресс, 1975. – С.248]. Он убегает от „обыденности” в „необычные” события (андерграунд, субкультуру, «пограничне ситуации», эммиграцию или революцию), в неизвестность следующего дара судьбы с реальным предвидением свого определенного психологического состояния. В этом бегстве и проступает «страх» (der Angst), охватывающий всю сущность человека (просто страшно, страшно «быть», когда у тебя отбирают табун, хутор, зарплату, депозит, жену, личность) как особое «нахождение» человеческого существования, освобождающее экзистенцию от «распада» (это удачно проиллюстрировано в украинской литературе Ю. Издрыком в повести «Воццек»). Именно этот страх, говорит М. Хайдеггер, заставляет человека сосредоточится на своём собственном бытии и сделать неважной окружающую «вещественность», противопоставить себя ситуации, когда происходит превращение его в вещь, предметность. Иными словами, вырвавшись из «вещеподобного» недействительного существования, человеческое бытие обретает своё настоящее в качестве возможности и этим „экзистирует” в модусе будущего, названого М. Хайдеггером как «забегание вперед» (Vorwegsein). Вот здесь, обретая своё настоящее («аутентичное») существование в качестве свободной, экзистенция становится „своим-бытием-вперед”, то есть способной уяснить свои возможности и осуществить выбор [Бычко В.В. В лабиринтах свободы. – М.: Политиздат, 1976. – С.112 – 113]. Выбор человеком экзистенциального (сартровского) принципа существования — это сознательное вхождение его в жизнь „на удовольствие”, в то время как эсхатологический принцип есть игрой со смертью „в бессмертие души”. Но если человек разделяет идеи эволюционизма, тога он играет с бытием „на усовершенствование” [Калинин Д. Одинокое сознание под куполом небесного цирка (Эссе) // Социальные и гуманитарные науки: Отечественная и зарубежная литература: Реферативный журнал. Серия 3. Философские науки. – 1993. — №1. — С. 222-223]. Только настоящая трагедия — это война между Воинами Бытия. Только их воспевает епос: ахейцы и троянцы, пандавы и кауравы, бургунды и гунны, франки и мавры, русичи и половцы, племена богини Дану и фоморы... Это — война (греч. «Полемос»), которая, по Гераклиту Темному, «... есть отец всего и всего царь — одним она назначила быть богами, другими — людьми, одним — рабами, другим — свободными». Эпос обнажает первосозданную реальность, состоящую в борьбе между силами хаоса и космоса. Не удивительна, отсюда, и популярность современной формы эпоса — литературы жанра «фэнтези», где личность поднимается над обыденными императивами, сковывающими, сдерживающими человеческую свободу, и устремляется к «утверждению воли к власти/силе» над собой, своими проблемами, обстоятельствами, страхами, и которая окончательно реализуется в идее/архетипе «ипостазирования межиндивидуальных целей», решении по свободному выбору подчинится созданному для себя правопорядку, находящем своё символическое выражение в «личности главы державы» (по О. Вейнингеру) [Вейнингер О. Пол и характер: Принципиальное исследование / Пер. с нем. – М.: Терра, 1992. – С.339], или «Боге Света» (по Р. Желязны), он же — иудейский Магед, шиитский Махди, персидський Митра, буддистский Майтрейя, индуистский Калки, космонацистский Хельги ... -------------------------------------------------------------------------------- [1] «… Главнейшее отличие нынешнего времени от прошлого состоит в том, что теперь живут лишь массы, а прежде жила лишь выдающаяся личность» [Геббель Ф. Избранное: В 2-х т. / Пер. с нем. — М.: Искусство, 1978. — Т.2. — С.421].

Ответов - 0



полная версия страницы