Форум » ФИЛОСОФИЯ-ПСИХОЛОГИЯ-ПЕДАГОГИКА » АДОРНИЗМ: Радикальное соглашательство Критической Теории » Ответить
АДОРНИЗМ: Радикальное соглашательство Критической Теории
goutsoullac: Олладий Тудаев: Адорнизм: Радикальное соглашательство Критической Теории Не могу говорить за всех любителей и любительниц Критической Теории (то бишь, Франкфурстской школы), тем более - говорить о "ВСЕХ" не моё дело. Но нескольких полит-кадров с симпатиями Теодору Визегрунд Адорно я таки знал, об этой публике и её типичных схемах мышления и хочу предупредить своих редких читателей. Я был знаком с несколькими представителями этой интересной секты. Симпатизируя левым идеям вообще и по молодости зачитываясь Эрихом Фроммом, я находил их очень интересными. Однако, вскоре стало очевидным, что готовые проповедовать Критическую Теорию на каждом углу по поводу и без повода были практически беспомощны, когда речь заходила о практике. Это же теория, а не практика, да к тому же "истинная жизнь посреди фальшивой невозможна" и далее по тексту священных писаний... Секты (это я прозвал их сектой) больше нет, но дети среднего класса, охотно ссылающиеся на Критическую Теорию, встречаются мне всё ещё с завидной регулярностью. Отсылы к Адорно в большинстве своём некритичны, потенциально бездейственны и бесконечно аффирмативна (что означает на языке поклонников и поклонниц Адорно "соглашение" или "подтверждение"). Критическую теорию можно, как и всё прочее, трактовать как угодно, но есть причины, как мне кажется, свести потребление если не писаний Критической Теории как таковой, то писаний Адорно (и соратника его Хоркхаймера) до минимума. Сводить счёты я ни с кем не собираюсь, но хотел бы спровоцировать дискуссию и предупредить. Как, может быть, стало ясно: я лично подозреваю у многих любителей и любительниц Адорно просто желание некоего изысканного времяпрепровождения: язык заумен и сложен, жалобы представителя высших слоёв населения о постепенном разложении раздаются периодически (а классическая музыка, как мне кажется, "потребляется" в основном только тем, кто был настолько привилегирован, чтобы получить "хорошее и всестороннее" образование"). Но прежде всего, это приятное и болезненное чувство, когда, якобы, критически занимаешься (дурным) существующим, но ничего по этому поводу делать не надо. Иначе, кто знает, вдруг закончится и это изысканное занятие (в коммунистическом обществе в нём, наверняка не будет смысла), вдруг нельзя больше будет срывать восхищение отсылами в разговорах к высокоинтеллектуальной литературе. Да и против существующего общества всё равно ничего нельзя сделать. Приходилось видеть и таких бюргеров, которые в молодости тоже "почитывали Маркса" и даже считают, что "оно, конечно, всё правильно и верно", но которым "есть что терять теперь". Но порассуждать за ужином о коммунизме иногда можно. Кстати, на сколько я знаю, фэнам Блавацкой или Эволы тоже приходится несладко -- они тоже любят возвышенно страдать от этого мира. И страдания эти служат им доказательством их прекрасной души. Несмотря на то, что я не в состоянии дать столь же обоснованную марксистскую критику адорнизма (как его называет Мейнхардт Крейдт в эссе "Glanz und Elend der Kritischen Theorie" в австрийском журнале Grundrisse, http://www.grundrisse.net/grundrisse08/8kritische_theorie.htm), но не могу не согласиться с Крейдтом: "изысканный, образованный субъект", который постоянно себя жалеет, пожалуй не суть верная исходная точка для создания иного мира. Для всех случаев жизни фэны Адорно в состоянии найти подходящую цитату из трудов мэтра. Иные воспитанные граждане, ещё не инвестировавшие своего времени в изучение Критической Теории, сходным же образом обращаются с цитатами из, к примеру, Германа Гессе. В своём, пожалуй, самом известном и влиятельном труде, написанном вместе с Максом Хоркхаймером, "Диалектике Просвещения", Адорно развивает фундаментальную критику разума и, тем самым, всей цивилизации. Вместе они рассматривают различные станции в становлении европейской (в широком смысле) цивилизации -- от античности до современного нам индустриального общества (ссылаясь иногда и на сообщества до античности), показывая, почему Просвещение должно было не удастся и обратиться в новое страшное варварство. Человеческий разум, естественная воля к самосохранению неизбежно производят отчуждение и власть. There is no alternative - кажется, говорят Адорно и Хоркхаймер. И именно это, как кажется, так восхищает потребителей этого труда. Кроме того, что это всё ещё два человека середины 20-го столетия, (оправданно) напуганные нацистско-капиталистическим варварством, которые толкуют мифы особенным способом, и то, что они в своём, якобы, антропологическом исследовании ограничиваются лишь историей Европы, уже упомянутому Крейдту удаётся обнаружить огромные дыры в мысли Адорно и Хоркхаймера. Идёт ли речь о власти абстракций или о так называемом инструментальном разуме, Адорно и Хоркхаймер охотно забывают, что эти феномены являются, по марксистскому жаргону, способными к трансценденции. Т.е. потенциально несут в себе зерно освобождения. Реальные и сложные взаимосвязанности тотализируются и тавтологизируются. "И здесь объяснение обращается в идеологию, как только оно начинает ориентироваться на кажущийся факт, что феномен нужно объяснить как самостоятельный и независимый" - пишет Крейдт. Как авторы сопрягают время от времени развитие средств производства с древнегреческими мифами, они забывают проанализировать конкретные, актуальные условия современного капитализма. Или -- они считают его чем-то само-собой разумеющимся: зловредное отношение обмена, равно как и зловредная капиталистическая рациональность были положены матерью-природой человеку в колыбель... Этот образ мысли нашёл довольно интересных подражателей. Среди них -- известные в Германии тру-коммунистические кружки, именуемые "анти-немцами" (прославились настолько, что даже удостоились упоминания в 3-м или 4-м номере "Rolling Thunder" американских анархистов). Суть в том, что они меряют всё возможное ужасом Холокоста и национал-социализма и возводят их до своеобразной "негативной теологии", вместо того, чтобы проанализировать эту дикость во всей её сложности. Другие -- это популярные ныне в США анархо-примитивисты под предводительством Джона Зерзана. Оные же, хорошо проштудировав Адорно и переняв его кажущуюся фундаментальной критику, хотят упразднить даже абстрактное мышление, письменность, язык, т.е. самого человека. Тогда и всё злое из мира исчезнет (пожалуй, только потому что некому будет сформулировать его присутствие в словах). Единственно похвальное во всём этом: как минимум эти адорнисты додумали Адорно последовательно до конца и наши решение проблемы. Также мне известно, по крайней мере, ещё одно прочтение теории -- собственно прочтение, к сожалению не особо известного ученика Адорно, Гельмута Тилена ("Befreiung. Perspektiven jenseits der Moderne", "Die Wueste lebst. Jenseits von Kapital und Staat", "Befreiung im 21. Jahrhundert"). Этот же встраивает в свой злокачественный рациональный человеческий разум иррациональный тормоз -- теологию освобождение и любовь Христову. Марксист, признающий анархо-коммунизм единственно возможной практикой, а христианство постоянным коррективом действия, способен у некоторых, возможно, вызвать подозрение, но лично на мой вкус, Тилен -- единственный из наследников Адорно, справившийся со своим учителем удовлетворительным образом. К обоснованной (возможно даже не марксистской, а уже пост-марксисткой) критике со стороны Крейдта мне хочется прибавить несколько мелочей. Крейдт указывает, что Адорно и Хоркхаймер в "Диалектике Просвещения" отказываются от сложного анализа существующего, чтобы быть способными критиковать предполагаемую тотальность, иначе критика "столь глубокого бурения" не была бы возможной. Оба они были марксистами (о чём некоторые их воспитанные фэны часто забывают), "принцип обмена" как основной принцип всего происходящего и другие указания на капитализм, который, как кажется, с начала времён парил над человечеством в метафизических сферах, не зря упоминаются с такой регулярностью. Тодд Мэй (в "The Political Philosophy of Poststructuralist Anarchism") хотя и соглашается с тем, что Хоркхаймер и Адорно удалились от стратегических размышлений Ленина достаточно далеко. Однако, в мысленном плане, в общем, они обладают чем-то общим, чего нельзя недооценить. Это то, что Мэй называет "стратегической политической философией": одна борьба, одна теория, один авангард -- лозунг всей традиции марксизма. Поворот Фракнфуртской школы к "культурному капитализму" ничего не меняет в этом марксистском общественном анализе. Всё заражено принципом обмена, причём настолько, что разницы уже нет вообще. И зачем утверждать, если всё и так является частью злокачественного целого? Единственно верная борьба с единственно верным врагом (т.е. капитализмом) в Европе так и не разразилась, ибо единственно верный и подходящий для этого класс не поверил единственно верному авангарду компартии и дал себя разложить и развратить. Как марксисты Адорно и Хоркхаймер должны были отчаяться, фиксированные на стратегическое мышление марксизма. В дальнейшем Мэй показывает, как Хабермас, Альтуссер, Негри пытались избежать этого очевидного ограничения своей политической философии, но всегда терпели неудачу, т.к. их революционный субъект тоже подставил их. Даже автономист Касториадис не может полностью разрешить проблему, несмотря на то, что в своё время порвал в марксизмом. (В этом контексте это, конечно, не суть важно, но Мэй не может оставить эти факты без собственного предложения -- его проект заключается в том, что он пытается усилить и радикализовать тактическое мышление анархизма при помощи постструктурализма). Этот довольно общий пункт критики, разумеется, может и должен быть расширен на весь марксизм. Что, однако, не может быть сделано здесь. Следующий важный пункт, который мне хочется потормошить -- является решительным. Это -- антропологический фундамент стратегической философии, который играет как раз очень важную роль у Адорно и Хоркхаймера. Это страх перед природой, который заставляет человеческий разум искать пути освобождения от владычества жестокой природы. Что приводит необходимым образом ко всему цивилизационному бардаку: власть над природой приводит к отчуждению. Анархисты и анархистки согласились бы с этим, но решающей мыслью в адронизме является - "иначе и не могло быть". Основатель социальной экологии Мюррей Букчин переворачивает предполагаемое отношение между человеком и природой с головы на ноги с далеко идущими последствиями. "... власть человека над человеком предшествовала представлению власти над природой. Власть человека над человеком, вообще, сделала возникновение мыли о власти над природой возможной". Букчин собирает этнологические доказательства тому, что "примитивные" сообщества были отмечены солидарностью вовнутрь и вовне, с природой, а посему они видели вещи, людей и отношения между ними в их уникальности, а не в иерархическом отношении друг к другу, и мысль о "покорении природы" в голову им не приходила. Здесь едва ли будет возможным повторить всю аргументацию Букчина во всех её аспектах, как они приводит её в "Ecology of Freedom". Суть же в следующем: изначально "органическое сообщество" искажается иерархиями, происходящими не из экономических необходимостей и, следовательно, не из деятельности подсчитывающего разума. Представление, что власть над природой "требует" власти над человеком, "предполагает" её и "охватывает", всегда служила оправданию власти над людьми. (Власть -- понятие общественное и не возникает в абстрактном "разуме"). Букчину самому ясно, что с этой аргументацией он находится в опасной близости к романтизации "примитивных" сообществ, а тем самым, и к анархо-примитивизму. Все эти антропологические, этнологические данные могут быть истолкованы нами различным образом (равно как и эпос об Одиссее в "Диалектика Просвещения"). Букчину же удаётся спасти человеческий разум, не уравнивая его с капиталистической рациональностью, а вместе с ним и (мыслимую) возможность того, человек способен рационально (что тоже не является ругательством само по себе!) управлять своей эволюцией. Как мне кажется, адорнизм основывается на неверных предпосылках. А из неверных предпосылок нельзя произвести верную теорию -- это формальная логика (что для адорнистов должно, опять же, быть выражением зловредной рациональности). Для верного диагноза нашего времени, которое вполне заслуживает именования цивилизационного бардака, для критики индустрии культуры столь пессимистическая антропология вкупе с буржуазным отчаянием не нужны. Для изменения мира они нужны ещё меньше. Адорно же не может предложить чего-то другого (хотя, если не ошибаюсь, под конец жизни он всё же стал менее пессимистичным). Он забаррикадировал сам всякую возможность даже указать на иное и поэтому остаётся соглашающимся с миром как он есть, аффирмативным (affirmative), чтобы использовать жаргон Критической Теории. Отсюда и вывод: те, кто стремится к радикальному изменению общества, не найдёт у Адорно ни подходящего для этого понятийного инструментария, ни надежды, ни мужества. Оставьте это изысканное времяпрепровождение тем, кто просто хочет "более сознательно или более осторожно потреблять", подкрепляя свою позицию теоретически. Пусть растаскивают Адорно (единственным политическим актом которого был звонок в полицию с жалобой на взбунтовавшихся студентов) на тысячи подходящих ко всему цитат, чтобы бессильно подтвердить то, что всё плохо и все мы скоро умрём. Кому же настолько тошно в реальности государственности и капитала, что онА готовА сделать что-то по этому поводу, тот (та) ничего не потерялА у Адорно. http://zhurnal.lib.ru/o/olladij_t/adornol_ru.shtml
Ответов - 0
полная версия страницы